РУБОН - сайт военной археологии

Путь по сайту

Военная история

Продолжение статьи М.Смольянинова "Нарочанская операция 1916 г."

 

12 марта начальник штаба дивизии по приказанию своего начальника под грифом «Секретно.Спешно.» сообщал командирам полков о том, что командующим группой генералом М.М. Плешковым атака назначена в ночь с 12 на 13 марта. «Исходное положение занять к двум часам ночи, атаку начать в три часа ночи, прикрываясь артиллерийским огнём». Артиллерии приказывалось «в час ночи усилить огонь до возможного, к трём часам ночи довести его до урагана и тогда же перенести его на ближайший тыл противника». Командиров атакующих полков заверяли, что «правый фланг «будут обеспечивать части 22-й пехотной дивизии», а «уступом» за этим флангом сосредотачивается 6-я пехотная дивизия, всегда могущая поддержать нас», что левый фланг будет обеспечивать 2-я бригада 2-й Сибирской дивизии, что «после овладения» атакующими первой укреплённой полосой противника «немедленно бросится» бригада 45-й пехотной дивизии под командованием генерала Барановского «для захвата линии Интока – Свилели» с приданным ей 2-м дивизионом 76-й артиллерийской бригады. Наступающих заверяли: «Поддержка всегда будет, когда понадобится» .

      Однако на деле план атаки, боевые расчёты, заверения о мощной артиллерийской поддержке атакующих не были выполнены. Как свидетельствует архивный документ («описание боя 13 марта 1916г.»), составленный командиром 301-го полка полковником Габаевым, «ровно в три часа» 301-й Бобруйский пехотный полк «двинулся вперёд. На правом боевом участке первой линии шли 4-я рота под командованием подпоручика Силлау и младшего офицера прапорщика Погорелова и 12-я рота 303-го Сенненского полка под командованием подпоручика Зейберлина. В 3 часа 20 минут эти роты заняли неприятельские окопы. На левом боевом участке в первой линии шли сводная 8-я и 6-я роты под командованием прапорщика Шепелева и 7-я рота под командованием прапорщика Позднеева. Роты достигли проволочных заграждений противника и частью заняли передовые окопы, но сильным артиллерийским, ружейным и особенно пулемётным огнём были сметены».

      Вслед за первой линией наступала вторая линия: на правом боевом участке 3-я рота прапорщика Хомина и 5-я рота подпоручика Геймана при младшем офицере прапорщике Злобине, которые также «влились в первую линию, заняв окопы». На левом фланге за первой линией наступали 9-я и 10-я роты 303-го полка под командованием соответственно прапорщиков Воробьёва и Боброва, которые, «подойдя до проволочных заграждений, были остановлены особенно сильным фланговым пулемётным огнём. При этом 10-я рота залегла в 200 шагах перед опушкой леса, а 9-я рота, потеряв ротного командира, залегла у опушки леса. В третьей линии на правом фланге наступали 11-я рота 303-го Сенненского полка под командованием прапорщика Грибачевского и 1-я рота под руководством прапорщика Милисипова. И в этом случае, только частью подразделений 1-й роты были заняты неприятельские окопы, остальные и 11-я рота 303-го полка из-за сильной «огневой завесы», «потеряв ротных командиров, не могли продвинуться вперёд и залегли на опушке леса, понеся большие потери». «Желая подтолкнуть 3-ю линию» атакующих, командир полка «двинул» 12-ю сводную роту во главе с подпоручиком Пинчуком. Рота «стремительно бросилась вперёд, частью достигла окопов противника, а другая часть была остановлена сильным огнём и понесла большие потери. Причём погиб командир роты. На левом фланге в третьей линии в четыре часа утра была выдвинута 13-я рота под командованием прапорщика Майковского и младшего офицера прапорщика Капоницкого и 14-я сводная рота во главе с подпоручиком Кржижевичем и младшим офицером прапорщиком Ромагиным, а также 5-я и 16-я роты под командованием подпоручика Де Дитмара и прапорщиков Грушецкого и Фром. Встреченные сильным огнём врага роты продвинуться вперёд не смогли. Узнав об этом, командир 301-го полка полковник Габаев попросил направить подкрепления двух рот дивизионного резерва, «одновременно» приказав левому флангу перейти в наступление. Войска по-прежнему из-за сильного огня не смогли продвинуться.

    В начале 11-го часа начали подходить части 45-й пехотной дивизии, также пытавшиеся на обоих участках переходить в наступление, но успеха не имели.

     Командир 301-го пехотного Бобруйского полка, по его словам, убедился в том, что «посылаемые поддержки не могли выполнить своей задачи вследствие губительного ружейного, пулемётного и артиллерийского огня, так как слева укреплённый пункт Бучелишки не был занят и левый фланг полка был обнажён». В то же время «противник устроил сильную артиллерийскую огневую завесу и не позволял частям подкрепления выдвинуться из опушки леса. Роты, занявшие неприятельские окопы, всё время были под ураганным фланговым артиллерийским и пулемётным огнём, несли громадные потери и вынуждены были отойти в исходное положение, местами пробиваясь штыками» . В 13-м часу 13 марта германцы снова заняли свои окопы. В этом бою 301-й Бобруйский полк потерял офицеров: убитыми – 3, ранеными – 6; нижних чинов: убитыми – 41, ранеными – 302, пропавшими без вести – 256 . 

     Здесь следует сказать об отсутствии надлежащей связи наступавших частей с выше стоявшими штабами. И это отметил Главнокомандующий фронтом генерал А.Е. Эверт в своей телеграмме генералу Рагозе на второй день после провала этой атаки: «…это подтверждается и отсутствием…своевременной поддержки резервами и тем, что уже в 11 часов утра полки 76-й дивизии отошли, а начальник группы отдавал приказ в 4 часа дня о развитии успеха, достигнутого 76-й дивизией… »

     Более того, в 15 часов 30 минут 13 марта М.М. Плешков в одном из донесений отмечал, что «занятые 27 корпусом неприятельские окопы приспосабливаются к обороне, устанавливаются в них пулемёты, идёт переползание и перебегание в те окопы, которые брошены немцами, но ещё не заняты нами ввиду сильного огня…правый фланг 301-го полка… несколько осадил назад, имея тесную связь с 22-й дивизией» . А в 17 часов генерал Плешков командирам 27-го и 1-го армейских корпусов и начальникам 1-й и 2-й Сибирских дивизий приказывал «принять все меры в полноте предоставленной вам власти, до самых крайних включительно, дабы удержать занятое пространство за собой вплоть до назначенной на рассвете 14 марта атаки». В заключение командующий группой с угрозой предупреждал: «Вы лично отвечаете перед армией за исполнение этого приказа» . И только в 23 часа 30 минут он в приказном порядке потребовал от тех же командиром корпусов и начальников дивизий «донести: на каком основании и по чьему приказанию, вопреки моего категорического приказа части не сохранили за собой захваченного пространства и отошли в исходное положение» .

     Главнокомандующий Западным фронтом генерал А.Е. Эверт, узнав из донесения командира 27-го корпуса генерала Д.В. Баланина о подготовке и результатах этого наступления, пришёл «к заключению» о целом ряде недостатков, допускаемых командованием в ходе подготовки и проведении атак. В частности, он отмечал, что обстрел артиллерии вёлся «по площадям, а не систематически по определённым целям при хорошем наблюдении»; что разведкой «надлежаще» не «выяснялось» результатов артподготовки перед атакой, которая «независимо» от этого начиналась «в заранее определённые часы»; что отсутствовала связь в действиях начальствующих лиц, в результате чего не было «указаний о своевременной поддержке» атакующих резервами. «В общем действия группы (Северной – М.С.),  –  заключал генерал А.Е. Эверт, – сводятся к ряду спешных, недостаточно продуманных и подготовленных ударов, приводящих к неуспеху и громадным потерям».

    Что касается последнего наступления частей 27-го корпуса, то генерал считал, что «часть батальонов 301, 303 и 304-го полков, несмотря на потери, молодецки атаковали противника, ворвались в его окопы, но не в состоянии оказались удержаться в них, так как соседние части успеха не имели, а резервы своевременно и дружно их не поддержали» и «бой всей группы свёлся на атаку несколькими молодецкими батальонами, понесшими громадные потери». Эверт просил Рагозу передать этим батальонам его «горячую благодарность и по 10 медалей на роту за их доблесть и мужество» .                 

     В 19 часов 15 марта начальником 76-й пехотной дивизии был отдан приказ полкам, входившим в её состав, и 76-й артиллерийской бригаде после смены на позиции частями 1-го армейского отойти обозначенными маршрутами и расположиться в районе деревень Чашковщина, Рудевичи, Кролики, Шафарово, Мацурки, Старина, Грицево, Войневичи; 76-й артбригаде – в районе деревень Слобода, Подсивье. Было приказано «батареи снимать с позиции постепенно, не прерывая огня. Всё передвижение должно быть совершенно скрытно в темноте, в крайнем случае пользуясь туманом, если таковой будет… Движение совершать в полном порядке, избегая растяжки и разброда людей» .

    Однако этим атаки войск Северной группы с целью прорвать германский фронт не были прекращены. 14 марта была предпринята очередная атака частями 1-го Сибирского корпуса на участке Вилейты, Лапинский лес. По сообщениям начальника штаба группы войск Зиборова в штаб 2-й армии, в 6 часов утра была начата артиллерийская подготовка атаки. В середине дня «1-й Сибирский корпус атаковал перешеек Лапинского леса. Ротам двух головных батальонов 4-го Сибирского стрелкового полка удалось дойти до немецких окопов, выбить из них немцев и захватить пленных». Но при попытке сибиряков продвинуться в лес они «были обстреляны огнём тяжёлой артиллерии, понесли большие потери и отошли» .

    Пожалуй, этим закончилась операция Северной группы войск по прорыву линии фронта германских войск. Вечером, в 20 часов 30 минут, генерал М.М. Плешков, объясняя недостаточную артиллерийскую подготовку очередной атаки ненастной погодой, приказывал: «Завтра, 15 марта, с утра продолжать систематически обстрел ранее указанных пунктов противника, тщательно корректируя стрельбу наблюдателями». Войскам группы предписывалось «впредь до распоряжения прочно устроиться на своих позициях, бдительно наблюдать за противником, обеспечить от огня противника резервы и разместить их на наиболее сухих местах». Всем начальникам вменялось «в особую заботу обсушить, накормить и обогреть людей» .  Во второй половине дня 14 марта генерал М.М. Плешков в одном из своих донесений в штаб 2-й армии сообщал о том, что в первую половину дня «на фронте группы» продолжался «сильный артиллерийский огонь, особенно по участку Микулишки, Бучелишки и по подступам Лапинского леса». Им было обращено внимание на возросшее число батарей противника, образовавших «дугу от Свилели на Яржево», и отмечено, что «вчерашняя (13 марта – М.С.) атака частей 27-го корпуса и сегодняшняя (14 марта) 1-го Сибирского корпуса выяснили, что батареи противника пристреляны к своим окопам», вследствие чего и были отбиты атаки русских. Далее генерал Плешков дополнял, что «в следствии дождя лес, в котором расположены войска, постепенно заливается водой», глубина которой «местами до колен и глубже», подступы к позициям противника, долина реки Мядзиолки также залиты водой. «Дороги трудно проходимы для пехоты и становятся непроходимыми для повозок, особенно для артиллерии, что «положение с каждым часом ухудшается, скорость движения пехоты – менее одной версты в час» .

    Ещё более мрачной картина, сложившейся ситуации на участке фронта, намеченном для прорыва, была представлена непосредственными свидетелями всего происходившего и участниками той кровавой драмы. Начальники 76-й и 45-й пехотных дивизий 27-го армейского корпуса, по словам командира корпуса генерала Д.В.Баланина, ему доносили, что «вследствие выпадения атмосферных осадков и оттепели местность, на которой расположены части, с каждым днём становится непроходимее и постепенно заливается водой. Имевшиеся здесь для сторожевого охранения окопы залиты водой. Не имея укрытий, войска (от артиллерийского огня противника) несут потери, подступы к позициям противника также большей частью залиты водой, местами до колен. В случае наступления – залечь и окопаться будет нельзя. Пространство между нашими и неприятельскими окопами покрыто трупами. Люди находятся по нескольку дней без крыши на боевых позициях, насквозь промокшие, не имея возможности просушиться. Подвоз пищи начинает встречать серьёзные затруднения. Сообщение с тылом быстро ухудшилось» . Об этом генерал Баланин сообщал командующему группой генералу Плешкову, а последний телеграфировал «для сведения» командовавшему 2-й армией генералу Рагозе. 

    Несмотря на наступившую весеннюю распутицу, на безнадёжность в успех операции, начальствующие лица намерены были продолжать наступательные действия и требовали этого от подчинённых. Так, Главнокомандующий Западным фронтом генерал А.Е. Эверт 14 марта в 15 часов 30 минут телеграфировал командующему 2-й армией генералу А.Ф. Рагозе: «Государь император повелел, чтобы раз начатая атака противника производилась безповоротно и настойчиво для достижения поставленной цели. Предстоящее затопление некоторых участков местности должно быть теперь же принято во внимание, чтобы постепенными, последовательными перемещениями частей в более возвышенные сухие районы обеспечить возможность продолжать развитие операции, не прибегая к перерыву действий, в виду затопления, без достижения результатов» .

    Сообщая «указания» императора «для исполнения», генерал А.Е. Эверт требовал «настойчивого продолжения наступательных действий» 2-й армии «для выполнения поставленной задачи» .

    Командующий 2-й армией и командующие группами войск были намерены продолжать достижения поставленной им цели. Однако, потеряв уверенность в успех на отведённом участке, высказались за внесение своих корректив. Так, например, командующий Северной группой войск генерал М.М. Плешков во второй половине дня 14 марта в телеграмме командовавшему 2-й армией генералу А.Ф. Рагозе сообщал о том, что «бои последних дней убедили» его, что «без расширения того участка прорыва, который был [ему] определённо указан, нельзя достигнуть необходимого успеха». «Для успеха боя, – он считал, – необходимо вести его или на новых участках от Вилейты до Можейки, или же на одном из флангов этого участка, дабы избежать фланкирования войск из сильно укреплённых лесов на краях этого фронта». Кроме того, он считал, что «захват Годутишкинских холмов должен быть произведён во что бы то ни стало», так как «только овладение ими позволит вывести войска из болот». Генерал в очередной раз сообщал насколько «погода последних дней неблагоприятно отразилась на положении войск» и это, по его словам, являлось «первым и неотложным вопросом» дальнейшего их пребывания на занимаемых позициях: в Вилейтском лесу войска были «расположены сплошь в воде, орудия от выстрелов» уходили «в грунт по ступицу колёс», «большинство дорог» становилось «непроезжими для повозок…»  

    В свою очередь командующий 2-й армией генерал А.Ф. Рагоза в тот же день, в 16 часов 40 минут, телеграфируя в штаб Западного фронта о неудавшихся атаках войск группы генерала Плешкова на фронте Микулишки – Можейки, «несмотря на превосходство в силах, доблесть войск и сосредоточение тяжёлой артиллерии», о «наступившей весенней ростепеле и дождях», делавших «наступление на этом фронте крайне трудным»,  затруднённым «до крайности» сообщением фронта Вилейты – Можейки с тылом, о плохом, «недостаточно продуманном, иногда даже с отсутствием расчёта в постановке задач войскам и артиллерии группы» и управлении боем генералом Плешковым, «полагал необходимым перенести удар в другое место фронта армии», «более сухое, обещающее успех и дающее возможность естественным путём переменить начальника ударной группы». «Наиболее удобным для этой цели» на фронте Можейки – Мядель генерал Рагоза считал «участок Волчино – Лотва». «В случае согласия» генерала А.Е. Эверта он вносил своё «предположение» о перегруппировке войск, в результате которой корпусам группы генерала М.М. Плешкова им отводилась вспомогательная роль, так как у него, Рагозы, уже не было «веры, чтобы на фронте генерала Плешкова могли быть достигнуты какие-либо положительные результаты». «Кроме того, – считал генерал Рагоза, – неожиданное перенесение удара на новое направление произведёт известное впечатление на противника» .

        Главнокомандующий Западным фронтом генерал А.Е. Эверт принял во внимание доводы генерала А.Ф. Рагозы и в тот же вечер ответил, что «несмотря на выгоды» ранее выбранного «стратегического направления», он «принуждён согласиться на перемену направления удара» и «предоставил» ему «избрать новое, более отвечающее настоящей обстановке для достижения поставленной» ему цели. Текст телеграммы генерала А.Ф. Рагозы и свой ответ на неё генерал А. Е. Эверт отправил начальнику штаба Верховного Главнокомандующего.

      В трудных условиях развивались наступательные действия в Южной группе войск 2-й армии. По словам донесения начальника штаба генерала Вальтера во второй половине дня 9 марта начальнику штаба 2-й армии, «ночью войска группы произвели перегруппировку и закрепились на занятых с боя вчера местах». С утра велась артиллерийская подготовка очередной атаки. В 13 часов перешли в наступление части 5-го армейского и 3-го Сибирского корпусов, а в 14 часов – полки 25-й дивизии 36-го армейского корпуса. Однако в это же время и противник начал наступать в направлении д. Близники. Для «парирования атаки противника» командованием были «подтянуты» бригадный, корпусный и групповой резервы, а также перешла в контратаку 7-я пехотная дивизия. Кроме того, было приказано «энергично атаковать» частям 10-й пехотной и 8-й Сибирской дивизий; в район д. Слобода, Велесница была подтянута бригада 35-й пехотной дивизии. На фронте группы был «бой в полном разгаре. Сильный огонь развивала артиллерия противника» .

     Части группы, отбив атаки противника, медленно продвигались вперёд. Около 18 часов 32-й Сибирский стрелковый полк выбил германцев с высоты юго-восточнее д. Мокрицы. Части 25-й пехотной дивизии «продвинулись вплотную» к проволочным заграждениям, но преодолеть их не смогли и под сильным пулемётным и артиллерийским огнём противника залегли, понеся большие потери. К вечеру части 8-й Сибирской дивизии, наступая в направлении деревень Стаховцы, Мокрицы, заняли «южную опушку леса к востоку от Мокрицы». Части же 25-й пехотной дивизии «вследствие сильного утомления и потерь» были «отведены в свои окопы» .  

     В ночь на 10 марта наступление войск Южной группы продолжалось. 25-й пехотный полк 7-й дивизии выбил немцев из рощи, что западнее д. Близники. 29-й Сибирский стрелковый полк 8-й Сибирской стрелковой дивизии выбил противника из «продолговатой рощи южнее д. Мокрица». «Занятые рощи были сильно опутаны колючей проволокой». Дальнейшее наступление 5-го армейского и 3-го Сибирского корпусов в направлении д. Мокрица «задерживалось сильным огнём противника». В 36-м армейском корпусе «ночные повторные атаки» частей 25-й пехотной дивизии успеха не имели. В вечерней сводке за 10 марта генерал Соковнин отмечал: «…25-я дивизия после ночных повторных атак, отбитых немецкими пулемётами, занимает линию Тарасевичи, Островляны, имея передовые части у кладбища к северу от мест. Спягло… После оттепели – мороз 4 градуса, есть обмороженные» .

      Главнокомандующий фронтом генерал А.Е. Эверт отрицательно отреагировал на донесения. В 3 часа 25 минут ночи 10 марта он телеграфировал командующему 2-й армии генералу А.Ф. Рагозе: «Вновь указываю на отсутствие надлежащего управления в группе генерала Балуева в 36-м корпусе. Отвод 25-й дивизии и отсутствие своевременной её поддержки считаю в боевом отношении совершенно недопустимым» . В тот же день в своей вечерней телеграмме генералу Рагозе он негодовал: «Для меня непонятна идея генерала Балуева. Перед началом наступления штабом фронта было указано наиболее энергично развивать его между болотом Оступы и озером Свирь. Генерал Балуев считал его невыполнимым по трудности наступления в этом районе вследствие флангового огня противника и отсутствия артиллерийских позиций и решил наносить главный удар в районе между озером Нарочь и болотом Оступы, куда и стянул большую часть своих сил, предоставив наступать к западу от болота Оступы одной 25-й дивизии» .

     После неудавшегося наступления Южной группы генерал П.С. Балуев, по словам генерала Эверта, заявил, что «успех продвижения двух корпусов (5-го армейского и 3-го Сибирского – М.С.) к востоку от болота возможен только при успехе наступления к западу от него», то есть «одной дивизии». Генерал Эверт выразил своё сомнение «ожидать такого успеха от наступления одной дивизии» даже «при израсходовании последних своих резервов от корпуса». Причём ширина на этом участке наступления составляла 12 вёрст, тогда как для 5-го армейского корпуса отводилась линия в две версты, а для 3-го Сибирского – 5 вёрст. Поэтому Главнокомандующий фронтом считал, что командующему Южной группой генералу Балуеву «было бы более правильно развивать уже начатое им наступление своим правым флангом, отбрасывая противника от оз. Нарочь к оз. Свирь, пробиваясь на север», и полагал, что только «по мере развития» этого наступления представится возможность развивать своё наступление и войскам к западу от болота Оступы. Ставить же в зависимость успех «наступления к востоку от Оступы от наступления» к западу от болота, генерал Эверт подвергал сомнению и «опасался, что наступление четырёх корпусов, растянутых на 20 вёрст, развития не получит» .

     10 марта в 15 часов генерал П.С. Балуев телеграфировал генералу А.Ф. Рагозе: «Распоряжение своё отменил, так как генерал Короткевич доносит, что 25-я дивизия расстроена и много офицеров и нижних чинов обморожено и их вести в атаку нельзя, а мне обязательно нужно взять Балтагузы, то дивизию эту приказал сменить 55-й, которую и подчиняю генералу Короткевичу… Смену корпусов я хотел произвести, чтобы развивать активные действия тремя корпусами на ближние фронты: 5-м – оз. Нарочь, Проньки, 3-м Сибирским – Проньки, Яневичи и 35-м – Яневичи, оз. Свирь».

       Далее в телеграмме  сообщалось о том, что «…наступление 36-го корпуса совсем остановилось, а 3-й Сибирский и 5-й [армейский] корпуса замедлились и если Балтагузы не будут взяты, то остановится и у них, так как немцы из Балтагуз будут обстреливать весь тыл 3-го Сибирского корпуса» .

      Тем временем, ночью 10 марта, войсками группы генерала Балуева было предпринято очередное наступление. По сообщению начальника штаба группы генерала Вальтера, ночью 25-м Смоленским полком 7-й пехотной дивизии 5-го армейского корпуса немцы были выбиты «из рощи, что западнее Близников». Далее в телеграмме говорилось о том, что «вследствие мороза и ночной изморози в 5-м корпусе и 25-й дивизии [36 корпуса], ведущих непрерывные бои и лежащих в сырых окопах есть обмороженные, меры против этого принимаются. Бригада 55-й дивизии из района Слободы переходит в район Муляры», то есть на смену частей 25-й пехотной дивизии . Части 25-й дивизии были отведены с занимаемых позиций и во второй половине дня 11 марта одна из её бригад находилась в районе оз. Слободское, а вторая – у Иже . В ходе наступления 10 марта части Южной группы понесли очередные потери, особенно в 8-й Сибирской дивизии 3-го Сибирского корпуса: были убиты один офицер и 177 нижних чинов, ранены 5 офицеров и 556 солдат, контужены 3 офицера и 140 солдат. 379 бойцов остались на поле сражения. В 35-м корпусе, 55-я дивизия которого только заняла позиции, потерь не было .

     Назначенная приказом генерала П.С. Балуева атака войск Южной группы в ночь с 11 на 12 марта не состоялась. О причине отмены атаки начальник штаба группы генерал Вальтер под грифом «секретно» в 18 часов 11 марта по телеграфу передал в Ставку Верховного главнокомандующего приказ №19 генерала Балуева: «Ввиду длившейся полдня сильной метели, а затем наступившей мглы, препятствовавших пристрелке артиллерии и подготовке атаки, начальники частей ходатайствуют о предоставлении им ещё одного дня для артиллерийской подготовки. Вследствие этого и необходимости подготовиться к самому решительному удару на всём фронте группы предписываю атаку отложить на ночь с 12 на 13 марта. Причём уверен, что все примут все меры, чтобы откладываемый удар был нанесён самым сокрушительным образом. Надо помнить, что наш враг силён не живой силой, а своими техническими средствами, а последние при решимости победить, преодолеть не трудно, что я и ожидаю от всех частей группы».

     Далее в приказе войскам группы предписывалось: «Сегодня с вечера (11 марта – М.С.) и завтра с рассветом на всём фронте группы произвести самые тщательные разведки позиции противника, всю ночь беспокоить его высылкой разведывательных партий и огнём артиллерии, а с 7 часов утра начать методичную подготовку атаки огнём артиллерии, о результатах которой доносить мне в час дня и в 7 часов вечера. В течение дня ознакомить всех офицеров с задачами, которые должны быть выполнены их частями, с пунктами атак и направлением на них, а также с теми направлениями, в которых должен развиваться успех по занятии окопов противника» . 

      Командирам предписывалось «людям дать отдохнуть, накормить их» и в сумерках 12 марта «всем частям занять исходное положение, а в три часа утра (13 марта – М.С.) атаковать противника» .

       Как свидетельствуют архивные документы, «на фронте 35-го корпуса в 2 часа ночи одновременно были взорваны удлинённые заряды, заложенные в заграждениях противника, и артиллерия открыла ураганный огонь по его окопам и заграждениям». Под прикрытием артогня в 3 часа ночи пехота перешла в наступление по «обеим сторонам вдоль большой дороги Ново-Александрово, отметка 93». Противник встретил наступающих «сильным огнём». К 8 часам утра 217-й Ковровский, 219-й Котельнический и 220-й Скопинский пехотные полки 55-й дивизии «занимали первую линию окопов противника». Велась артподготовка «окопов и проволочных заграждений второй линии», находившейся «в полуверсте от первой линии» .

      В 3-м Сибирском корпусе артиллерия открыла «ураганный огонь» в три часа ночи, а через полчаса перешла в наступление пехота на «высоту западнее болота, что между Занарочь и Мокрицы («Фердинандов нос»). В связи с сибиряками» на высоту и «вдоль дороги из Мокрицы на Близники» и дальше – Проньки и Госп. двор Августово наступали части 7-й и 10-й пехотных дивизий 5-го армейского корпуса. Наступавшим противником было оказано «упорное сопротивление». 26-й, 30-й и 32-й полки 3-го Сибирского корпуса дошли до проволочных заграждений, но «встреченные сильным пулемётным, ружейным и артиллерийским огнём, дальше продвинуться не могли». Командир корпуса генерал В.О.Трофимов в донесении командующему группой генералу П.С. Балуеву сообщал, что «артиллерийская подготовка была недостаточна за отсутствием достаточного числа тяжёлых снарядов».

       В течение дня на участке 3-го Сибирского корпуса артиллерия вела огонь по заграждениям и окопам противника. «Наступавшие сибиряки отдельными партиями проникли» за проволочные заграждения, «где и залегли». А это очень усложнило поддержку атаки артиллерией. «Дальнейшее накапливание пехоты за проволокой» прекратилось, так как «противник выставил напротив проходов пулемёты».

      В 5-м армейском корпусе в ходе этого наступления 40-й Колыванский пехотный полк 10-й пехотной дивизии «дошёл до проволочных заграждений у пересечения дорог из Мокрицы на Близники и Госп. Двор Августово, но дальше не продвинулся», так как «юго-восточная оконечность высоты 92 и роща к югу от неё [были] сильно укреплены». По предположениям генерала Балуева, 28-й, 37-й и 40-й Колыванский полки 5-го армейского корпуса «смогут развить успех на высоту 92, если 3-й Сибирский корпус займёт высоту Фердинандов нос».

       В 35-м армейском корпусе части 55-й пехотной дивизии, заняв первую линию окопов противника, попали под сильный перекрёстный огонь. Во избежание потерь полки были отведены в исходное положение, «оставив в окопах небольшие части с пулемётами». После артиллерийской подготовки атаки второй линии около 5 часов утра перешёл в наступление 219-й пехотный Котельнический полк, который кроме обстрела был встречен сильной контратакой немцев. На поддержку 219-му полку был послан 217-й полк. Однако оба полка понесли большие потери и отступили. Как оказалось, вторая линия укреплений и окопов противником была устроена так, что она не просматривалась русскими наблюдателями. И, как полагал генерал Балуев, «противник на ней сосредоточил всю оборону своей позиции, слабо занимая первую линию» .

    В наступлении 13 марта войска Южной группы понесли большие потери. По донесению начальника штаба Западного фронта генерала Лебедева в Ставку Верховного, «на фронте Балуева наступление частей группы не развилось». Потери в войсках «за сутки» составляли: в 5-м армейском корпусе были убиты один офицер и 68 нижних чинов; в 3-м Сибирском корпусе были убиты два офицера, ранены – 7 и контужены – 8, нижних чинов убито – 91, ранено и контужено – 798; в 55-й дивизии 35-го корпуса были убиты и остались  на поле сражения 19 офицеров и 2406 нижних чинов, ранены 16 офицеров и 631 солдат . 

      «14 марта, – сообщалось в одном из донесений, – после часового ураганного огня около пяти часов утра противник повёл наступление против 3-го Сибирского корпуса и к семи часам около батальона немцев ворвались в продолговатый лес между деревнями Мокрица и Стаховцы». Однако, к 10 часам сибиряки контратакой выбили противника из северной части леса. При этом 31 Сибирским полком были захвачены 2 пулемёта, пленены один офицер и 27 солдат. В этот день части 3-го Сибирского корпуса, отбив несколько контратак немцев, «продолжали вести наступление против южной части леса, где немцы ещё держались» . Было «замечено большое скопление немцев на высоте у Фердинандова носа и в лесу севернее». По этим местам русская тяжёлая артиллерия открыла огонь. А противник обстреливал тяжёлой артиллерией из-за оз. Вишневское район Лыцевичи.

    На участке линии 5-го армейского корпуса противник весь день вёл «интенсивный артиллерийский и ружейный огонь». Под вечер 14 марта генерал П.С. Балуев доносил в штаб 2-й армии: «…так как атака на фронте 5-го армейского корпуса, по донесениям начальников дивизий, подготовлена, то решили в 3 часа ночи» (на 15 марта) «перейти в наступление и действовать во фланг немцев, действовавших против 3-го Сибирского корпуса».

     В 19 часов он об этом сообщал войскам: «Командующий армией приказал вверенной мне группе продолжать наступление, имея ближней целью овладеть высотой Фердинандов нос для развития дальнейших действий на Мокрицы». «Во исполнение этого приказания, ввиду упорного сопротивления немцев» против 3-го Сибирского корпуса, генерал Балуев «решил ночью атаковать немцев 5 армейским корпусом, для чего 7-й пехотной дивизии, удерживая прочно госп. двор Августово и пространство от него до оз. Нарочь, левым флангом перейти в наступление по направлению дороги на Проньки, атаковать и овладеть рощей, что западнее Августово и южнее дороги Близники – Проньки». Этим, по его расчётам, будет обеспечен «правый фланг 10-й пехотной дивизии», наступавшей левее 7-й дивизии на высоту «Фердинандов нос». По занятии окопов противника предписывалось «развить действия на лес, что севернее Фердинандова носа». Атаку частями 5-го корпуса приказывалось произвести в 3 часа ночи «в полной взаимной связи», а 10-й дивизии, кроме того, «быть в полной фактической связи с 7-й Сибирской дивизией, атакующей Фердинандов нос». Было приказано «всем частям резервов быть в полной готовности к движению», а 3-му Сибирскому корпусу – «продолжать самым решительным образом атаку противника для овладения высотой Фердинандов нос и удлинённым лесом». 35-му и 36-му армейским корпусам оставалось выполнение ранее данных им задач, «групповой резерв» 25-й дивизии «подтягивался в Гарово и Слободу» .

    В 3 часа 15 марта началась артиллерийская подготовка атаки, а в 3 часа 20 минут части перешли в наступление. К 5 часам 37-й пехотный полк 10-й дивизии ворвался в окопы противника на восточной опушке северной части Длинного леса, 28-й пехотный полк соседней 7-й дивизии подошёл к роще по дороге на Проньки. Роща оказалась сильно оплетённой проволокой. Полки продвинуться не могли и залегли.

     Получив об этом донесение, генерал Балуев приказал 37-му полку закрепиться на достигнутом рубеже, а полкам 7-й дивизии энергично атаковать противника в прежнем направлении, стараясь во что бы то ни стало овладеть высотой «Фердинандов нос». Однако, 37-му и подошедшему к нему на поддержку 38-му пехотным полкам 10-й дивизии, попавшим под фронтальный и фланговый обстрел противника, понёсшим огромные потери, не удалось удержать занятые окопы противника и они вынуждены были отступить . 

     В ночь с 15 на 16 марта и в течение дня шёл сильный дождь. Передвижение усложнилось даже на возвышенных местах. Окопы местами почти были залиты водой. Нахождение в них сделалось невозможным. На отдельных участках прекратилось сообщение с тылом, так как полой водой были снесены гати и мосты. В связи с этим генерал П.С. Балуев ходатайствовал об отмене очередной атаки, о перегруппировке войск и отводе в тыл сильно ослабленного в последних боях 3-го Сибирского корпуса. Однако, генерал Рагоза на ходатайство Балуева ответил отказом и потребовал взять «Фердинандов нос», укрепиться на линии госп. двора Августово, высота Фердинандов нос, Мокрицы и только после этого производить необходимые перегруппировки .

    Новая атака на этом участке была назначена на рассвете 17 марта. К этому времени разведкой была установлена концентрация крупных сил противника на участке Южной группы. Ещё 14 марта стало известно о вновь прибывшей 86-й немецкой дивизии, а в ночь на 17 марта разведчиками-сибиряками, захватившими пленных, было установлено нахождение здесь 119-й дивизии. Требовались более тщательная подготовка наступления и лучшее обеспечение  его артиллерийским огнём. Поэтому атаку сначала перенесли на день 17 марта. Затем, из-за густого тумана, помешавшего должным образом произвести артподготовку атаки, её перенесли на утро 18 марта.

     В 3 часа 30 минут 18 марта началась артиллерийская подготовка сначала в 5-м армейском, а потом в 3-м Сибирском и 35-м армейском корпусах. Роща севернее «Фердинандова носа» была забросана химическими снарядами. Германцы, осветив ракетами впереди лежащую местность, открыли сильный артиллерийский и пулемётный огонь по наступающим частям 3-го Сибирского и 5-го армейского корпусов, из-за этого продвижение пехоты шло медленно с частыми остановками и окапыванием. До окопов противника дошёл только 25-й Сибирский полк, но и он был выбит оттуда сосредоточенным артиллерийским и пулемётным огнём.

    В 7 часов 15 минут генерал П.С. Балуев донёс командующему 2-й армии о захлебнувшейся атаке и о том, что при том количестве тяжёлых снарядов, которые отпускаются, при страшном утомлении и расстройстве частей, при полной невозможности двигаться из-за наступившей распутицы, всякая другая попытка атаковать будет иметь тот же успех .

   В ответ было получено распоряжение произвести перегруппировку частей, о чём ранее ходатайствовал генерал Балуев, и продолжать выполнять поставленные группе задачи. 

         В заключение следует сказать о взаимодействии в ходе Нарочской операции соседствующих с войсками 2-й армии на её правом фланге частей 1-й армии и на левом фланге  – 20-го армейского корпуса 10-й армии. Уже при разработке плана операции соседствующим армиям было предписано о переходе в наступление для «развития успеха» в случае прорыва неприятельского фронта корпусами 2-й армии. До этого же имитировать перед противником возможный переход в наступление артиллерийской подготовкой и атаками сильных разведывательных партий, «притягивать к себе», удерживать, противостоявшие войска противыника от переброски на фронт активных боевых действий.

    Как свидетельствуют архивные документы, наиболее активные действия проявляли соединения и части 1-й армии. Так, например, в направленной в Ставку Верховного оперативной сводке штаба Западного фронта в 23 часа 5 марта, сообщалось, что в 1-й армии в 8 часов утра артиллерия открыла огонь по расположению противника…разведчики вошли в непосредственную близость с противником, происходят стычки» . В одной из очередных таких сводок в 22 часа 6 марта, сообщалось: «За ночь и первую половину этого дня…в 14 корпусе части двинулись в атаку около 3-х часов ночи, продвинулись вперёд. Причём 273-й полк отразил контратаку и занял д. Лукьянцы и высоты восточнее д. Своеземцы. 69-й полк занял юго-восточную часть перешейка между озёрами Секлы и Видзское, а 94-й полк выбил противника и овладел д. Великое Село. Части закрепляют захваченные полосы. Наша артиллерия продолжает дальнейшую подготовку атаки…»  В сводке на 12 часов 9 марта было отмечено, что  «ударная группа 1-й армии, продолжая наступление, продвинулась на ½ версты в районе севернее оз. Секлы» .

    Наступлению войск противник оказывал упорное сопротивление. Уже 7 марта войсковой разведкой было отмечено «усиление артиллерийского огня в районе Манцюны». Предполагалось, что «возможно сюда немцы успели подтянуть артиллерию с северных участков, где огонь заметно ослабел» . А в утренней сводке 9 марта сообщалось о том, что «в 1-й армии в центре и на правом фланге группы генерала И.П.Жилинского наступление, развившееся с вечера, утром было парализовано контратаками и сильным артогнём, заставившими наши части отойти на линию, с которой вечером было начато наступление» . В вечерней сводке того же дня было отмечено, что «за ночь и первую половину дня 9 марта на фронте 4-го корпуса противник почти в течение всей ночи поддерживал сильный ружейный и пулемётный огонь. Немецкая артиллерия обстреливала правый фланг корпуса».

     Однако русские не оставались в долгу. 9 марта «с утра батареи 30-й дивизии по соглашению с 20 дивизией» вели «усиленный огонь по окопам и тылу противника» .  А вечером, в 21 час, последовал приказ командующего 1-й армии генерала А.И. Литвинова «на завтра, 10 марта,…генералу И.П. Жилинскому настойчиво продолжать операцию по овладению районом м. Видзы». Вместе с тем, – он потребовал – чтобы достигнутый корпусом успех ни в коем случае не уступался неприятелю, а укреплялся за нами». Так как «ежедневный отход после атаки, – считал он, – и ежедневное наступление частей корпуса с одного того же исходного положения влекут только лишние потери и ободряют неприятеля». 158 пехотному Кутаисскому полку, находившемуся в армейском резерве, предписывалось «перейти в район Мурмишки» .

    В середине дня 10 марта Главнокомандующий Западным фронтом генерал А.Е.Эверт под грифом «Оперативно.Секретно» направил телеграмму командующему 1-й армии генералу А.И. Литвинову, в которой отмечал, что «уже шесть дней растянутые, сравнительно слабыми силами полки 14-го корпуса и приданные ему атакуют противника и имеют на некоторых участках успех, несмотря на его упорное сопротивление». Главкозап просил передать полкам его благодарность и дать им отдых, «дабы они были в силах энергично атаковать противника, когда наступление Двинской группы и группы Плешкова получит успех». А «пока необходимо только приковать врага и не дать ему возможности усилить соседние участки, а при заметном ослаблении – решительно  атаковать» .

    Тем не менее, атаки частей 1-й армии продолжались. По словам донесения начальника штаба генерала И.З. Одишелидзе, на фронте 4-го армейского корпуса «для охвата вновь обнаруженной линии заграждений выяснена необходимость удлинения правого фланга 160-го полка». А «около двух часов ночи 12 марта 160-й полк, усиленный батальоном 159-го полка, начал штурм и преодолел первую линию заграждений». Однако «жестокий огонь противника задержал эти части на второй линии. Двинуть вперёд батальоны не представлялось возможным. Люди окоченели и после ряда бессонных ночей падали и засыпали даже перед проволокой. Видя изнеможение людей, начальник дивизии около пяти часов утра приказал отвести батальоны к высоте с отметкой 74» .

     Далее в донесении сообщалось, что одновременно и «в связи с 160 полком южнее наступали части 69-го и 70-го полков», которые «достигли последней линии заграждений перед главной позицией противника». Однако «сильный огонь пулемётов, миномётов, бомбомётов и ручных гранат, несмотря на всё напряжение усилий, не позволял продвинуться дальше». «Более успешно, по словам донесения, «на левом фланге дивизии продвигался 72-й полк с батальоном 70-го полка». Под «прикрытием нашей артиллерии» полку к двум часам ночи удалось «выдвинуться вперёд, завязав огневую борьбу перед д. Клипы». При этом «огонь неприятельской артиллерии, пулемётов по войскам этого участка достиг крайнего напряжения. Обстреливаемый в упор и с флангов 72-й полк к пяти часам утра также отошёл на линию исходного положения».

    К семи часам утра наступавшие части 4-го армейского корпуса занимали «линию Крумпле – высота 74 – холмы западнее госп. дв. Хорожишки». Оставив здесь сторожевое охранение, командир корпуса приказал «отвести части на отдых, обратив внимание на сбор оружия и вынос раненых». К полудню части корпуса прибыли: 157-й полк в район Заборники, 159-й  160-й полки сосредоточились в районе Стрихол .

     Одновременно с наступлением частей 70-й, 18-й и 40-й дивизией «велась усиленная разведка сибирскими казаками и частями 24-й дивизии» .

    После 22 часов 12 марта начальник штаба Западного фронта генерал Лебедев сообщал об этой атаке в Ставку Верховного генерал-квартирмейстеру генералу М.С.Пустовойтенко: «В 1-й армии ночная атака войск центра и правого фланга группы генерала Жилинского не увенчалась успехом. Дойдя до проволочных заграждений, частью преодолев их, полки вследствие большого утомления и сильного огня отошли в исходное положение. Жилинский решил дать своим войскам отдых» .

      На левом фланге 2-й армии    в соседнем 20 корпусе 10-й армии также уже с утра 5 марта, как отмечалось в сводках, была «начата артиллерийская подготовка наступления», которая с перерывами велась 6 марта и в последующие дни, но уже с целью «не допускать восстановления разрушенных накануне заграждений противника» . Всё это не мешало командованию германских войск снимать с этого участка фронта свои части и перебрасывать их на поддержку противостоявшим войскам 2-й армии русских. О чём уже неоднократно доносила разведка, а также говорили при опросе взятые в плен и добровольно сдавшиеся солдаты противника . Это признавал и командующий 10-й армии генерал Е.А. Радкевич. Так, например, в середине дня 8 марта в своём обращении к войскам он, констатируя факты медленного развития наступления войск 2-й армии, «заметно усилившуюся нервную деятельность», не ограничивавшуюся огнём, противника, пытавшегося «местами тревожить наступлением своих небольших частей», на фронте вверенной ему армии, признавал, что «очевидно, с целью прикрыть начатую переброску своих сил на другие участки (возможно на фронт 2-й армии)». В то же время он не исключал «возможности объяснения этой усилившейся деятельности противника, готовящейся попыткой его к наступлению» на фронте 10-й армии. «Учитывая это и в силу задержки» общего наступления войск Западного фронта, он приказал войскам 10-й армии, «сохраняя занятое расположение, огнём и действиями мелких партий удерживать противника перед собой, не допуская ни переброски его сил на другие участки, ни попыток к наступлению». В заключение командарм требовал «смелой, энергичной, непрекращающейся разведки, полной бдительности наивозможно слабых передовых частей и постоянной готовности к наступлению сильных отдыхающих позади резервов» .

     13 марта он, как бы оправдываясь, телеграфировал командующему 2-й армии генералу А.Ф. Рагозе: «Поддержка 20-го корпуса, не ограничиваясь огнём, выражается в частичных наступлениях. Так, в ночь с 12 на 13 была произведена усиленная рекогносцировка, но встреченные сильнейшим огнём наступавшие части не смогли проникнуть за проволочные заграждения противника. 20-й корпус занимает фронт более 18 вёрст, местность впереди которого распустившиеся болота. При таких условиях самостоятельное наступление 20-го корпуса, не ожидая продвижения вперёд соседнего корпуса 2-й армии, невозможно. Это признано и Главкозапом». В заключение Е.А.Радкевич сообщал, что «обязательность содействия артиллерийским огнём и непрекращающимися поисками разведчиков, с целью не допускать переброски сил противника, одновременно с этим отдаётся». Вместе с тем, он заявил о «необходимости дополнительного отпуска лёгких гранат и бомб» .

     Не оказали содействия 2-й армии Западного фронта в Нарочской операции ряд безрезультатных наступлений войск Северного фронта, начавшись 8 марта. Уже 12 марта Главнокомандующий Западным фронтом генерал А.Е. Эверт в телеграмме Главнокомандующему Северным фронтом генералу А.Н. Куропаткину, констатируя факты начала наступления войск 2-й армии Западного фронта «на три дня ранее» Северного фронта, « притянув на себя часть сил противника с Северного фронта», несоразмерности сил Северного фронта, принимавших участие в наступлении и оставшихся в резерве, поспособствовавшие медленному развитию наступления как на Западном, так и Северном фронте, обратив внимание на «всё увеличивавшуюся распутицу» и на возможные «переброску и подвоз» противником резервов даже с других фронтов…», считал «необходимым в ближайшие дни перейти в решительное наступление», для развития которого намерен был ввести «ещё один корпус». В заключение Глакозап спросил Главкосева: «не признаёте ли Вы возможным усилить ударные Ваши группы вводом в дело Ваших резервов» (он имел ввиду «на правом берегу Двины три корпуса и сверх того в районе Двинска гвардейский отряд в резерве Верховного главнокомандующего в составе двух корпусов» – М.С.), так как «решительное наступление Северного фронта облегчит наступление Западного фронта и тогда, может быть, мы действительно опрокинем врага». На второй день, 13 марта, генерал Эверт снова поднял вопрос перед генералом А.Н. Куропаткиным о необходимости «немедленной поддержки сильными резервами» Якобштадтской группы Северного фронта, так как, по его мнению, «едва ли можно рассчитывать на решительные результаты 2 1/2 корпусов на фронте 50 вёрст», и высказал своё большое сожаление о том, что «отрадное для наших союзников впечатление от нашего наступления не оправдается» .

     Однако, как показали события, таких согласованных действий двух фронтов русской армии в Нарочской операции не последовало. Да и в связи с наступившей распутицей, время было упущено. Поздним вечером 14 марта Главнокомандующий Западным фронтом генерал А.Е.Эверт сделал своё заключение: «Полученные от генералов Литвинова и Плешкова донесения указывают, что районы, занимаемые 1-й армией и группой Плешкова, становятся совершенно непроходимыми, почему направление гвардии в Видземский район в предположении, которое я высказал, едва ли выполнимо» .

       Верховное командование, видя крах операции, вынуждено было 16 марта отдать директиву «временно приостановить выполнение операции в определённых ранее размерах до улучшения местных условий».

       17 марта Главнокомандующий Западным фронтом в приказе войскам,

признав, что «начатая 5 марта атака неприятельских позиций в районе 2-й армии до настоящего времени не привела к решительным результатам, между тем наступившая тёплая погода и обильные осадки, выпавшие за последние дни, сильно заболотили значительную часть района расположения войск и до крайности затруднили дальнейшее развитие операции в полном объёме», приказал «прекратить наступление, прочно утвердиться в занимаемом положении, сохранять видимую готовность к продолжению боя, держать противника под угрозой атаки    , а на участке между озёрами Нарочь и Вишневское продолжать начатую операцию с целью овладения пунктами, нужными для прочного обеспечения отнятого у противника района» .  

     Таким образом, начатая 5 марта 1916 г. Нарочская операция была прекращена. Операция, которая была начата в не совсем подходящий момент (наступающая весна) и в не подходящей этому времени местности (низина с многочисленными озёрами, речками, болотами, кустарниками да лесами), с самого начала была обречена на неудачу. Кроме того, поспешность операции проявилась в необеспеченности войск боевыми средствами. В продолжение всей операции ощущалась острая нехватка снарядов для тяжёлой артиллерии, около 24 тыс. солдат не были вооружены даже винтовками, поскольку их не хватало, не хватало шанцевого инструмента.

      Все эти  сложности и недостатки, наряду с плохим управлением войсками, стоили русским огромных жертв. За две недели наступления людские потери 2-й армии составили 1018 офицеров и 77427 солдат ,–  почти одну четвёртую личного состава армии к началу Нарочской операции. Кроме того, были понесены и огромные материальные потери. В 14 корпусе 1-й армии, усиленном 40-й пехотной дивизией 4-го корпуса, потери составляли 12000 человек . Кроме того, были понесены и огромные материальные потери.

      Понятно, что такие потери русских войск несопоставимы с захваченными ими в ходе операции трофеями – около 1200 пленных, 15 пулемётов и несколько  сот винтовок. Что касается территории, то русские, освободив от противника 10 кв. км территории на одном участке, уступили его войскам 70 кв. км, хоть и болотистой, непригодной для боевых действий, но своей, российской территории в другом месте.

Неизмеримой потерей для русских войск в итоге Нарочской операции стало падение их морально-боевого духа. Солдаты, которые претерпели трудности и невзгоды наступательных боевых действий, которые были свидетелями бессмысленной гибели множества людей – своих сослуживцев,

товарищей, во многом обусловленной необеспеченностью наступавших частей средствами, бестолковостью распоряжений и приказов высшего командования,скрыто высказывали своё недовольство. Особенно это проявлялось в письмах, что неоднократно отмечала в своих сводках военная цензура. К примеру, в одной из таких сводок за март 1916 года военный цезор писал об угнетённых письмах, в которых солдаты «затрагивали эти бои, жаловались на огромное количество у противника пулемётов и артиллерии, на значительность наших потерь». В сводке за апрель отмечалось, что «ещё продолжают встречаться упоминания о мартовской операции. В письмах из района Постав встречались выражения недовольства плохим управлением тут боем, а также намёки на некое будто имевшее тут место предательство». В дополнение своего сообщения цензор отмечал, что

 «иногда в письмах встречаются указания  «теперь о многом писать нельзя» и заключал, что «наблюдение за перепиской не даёт вполне верного понятия о духовном состоянии армии», и что в эти наблюдения требовалось бы внести некоторую поправку в сторону понижения морально-боевого духа .

      В заключение необходимо отметить, что германское командование с самого начала операции было серьёзно встревожено активностью русских войск на участке фронта 21-го армейского корпуса. На выручку ему были срочно двинуты два армейских корпуса из резерва Восточного фронта. Более того, в продолжение всей операции германское командование вынуждено было перебрасывать сюда дополнительные подкрепления. Уже 8 марта в одной из телеграмм штаба соседней 10-й армии, по сведениям войсковой разведки, отмечались «некоторое усиление противника в районе Крево, особенно у госп. Двора Мысса, и повышенная бдительность противника на фронте Спяглица – мест. Вишнево. Наблюдением с аэростата 7 марта обнаружено усиленное движение поездов в обе стороны на участке Гауц – Солы». Кроме того, войсковой разведкой и по показаниям взятых в плен немцев было установлено «усиление противника в районе Годутишки переброской туда всей 107-й дивизии и в районе к югу от озера Нарочь подтягиванием туда бригады 80-й резервной дивизии. Предпологалось также передвижение ещё одной дивизии, кроме 107-й, с Северного фронта на Полоцкое направление» . За две недели боевых действий, несмотря на потерю 20 тыс. солдат и офицеров, силы германцев, сконцентрированные против 2-й армии русского Западного фронта, выросли на 30 тыс. штыков. Сюда же были дополнительно переброшены 150 лёгких и 82 тяжёлых артиллерийских орудия, свыше 200 пулемётов и прочие боевые средства.Вот что писал позже в своих мемуарах о Нарочской операции русских и о положении германских войск на этом участке фронта в дни её проведения начальник штаба  германского Восточного фронта генерал Э. Людендорф:                 

 “План был несомненно широко задуман. Расчленение нашей армии должно было начаться с двойного прорыва фронта, как бы вырезающего часть его – между озёрным перешейком и линией Поставы – Свенцяны. Этот участок был достаточно широк и удачно выбран и наших резервов не хватило бы на заполнение такого прорыва, да и доставлялись они к озеру Нарочь с большим трудом…Если бы прорыв удался, то в последствиях его сомневаться было нельзя, дорога на Ковно была свободной… 

      От 18 до 21 марта положение 10-й армии оставалось критическим, а численное превосходство русских подавляющим. 21-го неприятель имел очень болезненный для нас успех на озёрном перешейке, а к западу от Постав мы лишь с большим трудом выдержали его атаку… Подкрепления спешно отправленные 10-й армией и нами, начиная от железной дороги Вильно – Двинск, медленно и с трудом продвигались в болотах. Все мы с огромным напряжением ожидали исхода, но русские уже изнемогали, наступая в более тяжёлых условиях, чем те, в которых находился наш фронт и тыл, и 26-го в момент нового усиления русского натиска мы могли уже считать, что кризис миновал благополучно” .

      Таким образом, Нарочская операция, хоть и дорого стоила русским, но её проведением они спасали французов от разгрома и, возможно, спасли Париж от захвата германцами весной 1916 года. Германцы вынуждены были прекратить атаки на французском фронте у Вердена с 9 по 17 марта, как раз в дни Нарочской операции. Это позволило французскому командованию на автомобилях перебросить под Верден значительные подкрепления и не допустить прорыва фронта.

Кандидат исторических наук  М.Смольянинов

Нарочанская операция 1916 г. (Часть 1)

Битва у Нарочи, 1916 г.


Морально-боевое состояние российских войск Западного фронта в 1917 г. 

  

 Позиции немецких дивизий в Беларуси 1 МВ. Фотоальбом. Часть 1. Сектор Вишенво-Крево

 

Позиции немецких дивизий в Беларуси 1 МВ. Фотоальбом. Часть 2. Сектор Вишнево-Сервеч

Крепость Гродно. Неизвестная крепость Российской Империи

 

Мы в "Facebook"

 

 

Мы в "Одноклассниках"

Мы "В Контакте"

Яндекс.Метрика